Валентина Тайлакова: «Я — женщина-феникс»

Деликатная тема — проводы усопшего в последний путь — не часто находит место на страницах СМИ. Между тем это сфера, которая работает круглогодично и в любую погоду. Проблем здесь не меньше, чем на любом промышленном предприятии.

Создателем и бессменным руководителем МУП «Кри-Мар» в селе Криводановка Новосибирской области, деятельность которого связана со сферой оказания похоронных услуг, является Валентина Алексеевна Тайлакова. Мы встретились с неоднократным лауреатом Межрегионального конкурса «Директор года Сибири. Предприятие года Сибири» и попросили её рассказать не только о себе, но и приоткрыть некоторые «тайны» столь чувствительного дела, которым она занимается вот уже 16 лет.

Не бизнес, а миссия

— Валентина Алексеевна, знаю, что вам не нравится, когда вашу деятельность называют бизнесом. Почему?

— Да, не нравится. Потому, что это не бизнес. У бизнеса, считаю, несколько иные задачи. Моё дело — особая миссия, которая ниспослана на меня Всевышним. И это — оказание ушедшим в мир иной достойного приюта на погостах.

— Вы являетесь одной из немногих женщин в Новосибирской области, кто взвалил на свои плечи столь тяжёлую ношу. Обычно похоронными делами занимаются мужчины. Расскажите, как вы пришли в эту сферу.

— Можно сказать, занялась этим делом из-за безвыходности. По профессии я инженер-зоотехник.

В 90-е годы работала на Криводановском свинокомплексе. Времена были непростые. В 1998-м коллектив предприятия на общем собрании принял решение уволить прежнего директора и выбрать себе другого. Эту должность занял человек, который до этого работал начальником гаража. Его некомпетентность, в частности, в зоотехнических вопросах часто приводила к конфликтам. В результате он меня уволил, несмотря на то, что у меня было четверо малолетних детей.

Зарплаты мужа не хватало. Деваться было некуда, поэтому занялась поиском работы. Поначалу хотела стать челночницей, но для многодетной матери это оказалось не лучшим выбором.

Но не зря говорят — никто не знает, что нас ждёт за тем углом. Однажды ехала домой в переполненном автобусе, на одной из остановок в салон вошёл мужчина с траурным венком в руках. Видно было, что вёз он его из города. Глянув на его скорбное лицо, я вдруг подумала: а почему в нашем селе с населением почти 15 тысяч человек нет похоронной службы? Этот случай и стал отправной точкой, с которой и пошла моя деятельность. 16 лет назад создала МУП «Кри-Мар». В сферу моей деятельности вошли два кладбища — Криводановское и Марусинское общей площадью несколько сотен гектаров.

— Ещё пять лет назад вы говорили о том, что мощности двух кладбищ практически исчерпали свои резервы для захоронений. Что-то изменилось за это время?

— Ничего кардинально не изменилось, как тогда, так и сейчас нам остро нужна земля для расширения кладбищ. Решая проблему, мы отдали под захоронения все обочины, промежуточные дороги. Пришлось также хорошую дорогу долбить, чтобы там тоже хоронить людей. И только когда совсем не осталось места, власти снизошли и выделили нам два гектара земли. Тогда же в администрации пообещали, что эта проблема будет решаться. Но, к сожалению, ничего с тех пор с места не сдвинулось. А мы бОльшую половину того, что нам отделили, уже заняли.
Хочу сказать, что ритуальная служба на селе, к сожалению, находится «в загоне». Не выделяется финансирование на содержание и уборку кладбищ, а ведь это масштабная и затратная работа. Наоборот, все ждут от ритуальной службы доходов в бюджет, а их по определению быть не может — слишком много затрат падает на её плечи. Поэтому, видимо, эта служба считается как бы второстепенной. Но ведь это же — важнейшая служба для села, работающая на людей и для людей.

— Сколько захоронений вы осуществляете в год?

— Цифра, честно признаться, может обескуражить любого — умирает примерно 380-400 человек. В этом году в связи с коронавирусом эта цифра будет ещё большей. В июне мы испытывали настоящий бум. Столько умерших в селе не фиксировали ни разу. Хоронили в день по семь-восемь человек. Едва справлялись с такой нагрузкой. Дополнительно работников нанимали, задействовали два катафалка. Большие проблемы были с гробами. Менталитет наших граждан таков, что каждый хочет в последний раз на покойника взглянуть. Поэтому нужны были гробы со стеклянным окошечком. А их выпуск ещё не был налажен. Ой, проблема была! Она сегодня немного потеряла остроту, но по-прежнему остаётся для нас важной. Ведь коронавирус никак не останавливается. Приходится умерших прямо из морга везти на кладбище, домой — нельзя, опасно для окружающих. А мои ребята каждый день подвергаются этой опасности.

Проблема усугубляется ещё и тем, что на обоих кладбищах хоронят не только местных жителей, но и городских, к примеру, из Новосибирска. Так происходит потому, что это позволяется федеральным Законом о похоронном деле № 8 от 2016 года, согласно которому захоронение может производиться на любом кладбище страны по волеизъявлению умершего. Поэтому родственники и везут для захоронения сюда. Я никому не имею права отказать. Бывает и такое, что люди просят меня, чтобы мы зарезервировали места для их пожилых родителей. Для меня сегодня такие просьбы просто убийственны. Считаю, что хоронить нужно по мере поступления. Без всяких оград, чтобы хватило места, извините, всем полежать.

— А сколько стоят ваши услуги?

— Мы оказываем комплексные услуги, которые стоят 32 тысячи рублей. Считаю, что эта сумма вполне подъёмная. Но этих денег нам не хватает даже на первоочередные нужды. В том числе, на уборку кладбищ от мусора. Ведь после церемонии захоронения или установки памятника люди часто оставляют после себя немало отходов. Летом проблема с уборкой усугубляется: родственники, выдергивая траву, оставляют целые стога, а в них и венки, и другие предметы. Всё это необходимо регулярно, по графику, вывозить. Что мы и делаем.

Но не все это ценят. Недавно одна женщина, не поговорив со мной, не выяснив все обстоятельства с уборкой мусора, написала жалобу прямо в Роспотребнадзор, обвинив меня, что я плохо убираю кладбища, развожу антисанитарию. Роспотребнадзор, естественно, в прокуратуру, прокуратура — в сельсовет. Оттуда мне сообщают, что пришло представление, чтобы незамедлительно убрали мусор. Но как бы они ни хотели, а у меня есть график, по которому я и работаю. Если буду постоянно реагировать на жалобы и предписания, то мне никогда не удастся поддерживать порядок на кладбищах.

— Валентина Алексеевна, существуют ли в нашей стране специальные заведения или же какие-то центры, где готовят специалистов ритуальной службы?

— Есть. У нас их обучают в филиале Новосибирского техникума потребительской кооперации. Там готовят специалистов по нескольким направлениям похоронного дела, в том числе — администраторов.

Считаю, что это очень важное и нужное дело. Есть также соответствующие курсы, где обучаются или повышают квалификацию работники этой сферы. Я сама не раз училась в Москве. В самом начале, когда ещё не было опыта в этом деле, старалась постоянно ездить на семинары, выставки, где знакомилась с этой сферой деятельности. Сейчас, правда, езжу меньше, потому что уже сама могу научить хоть кого нашей профессии. К слову, во время общения с клиентами никогда нельзя говорить им доброе утро или добрый день, только здравствуйте и до свидания. Учат очень многим вещам, о которых люди даже и не догадываются. Мало того, что нужно знать этикет или правила, необходимо также ещё и быть своего рода психологом.

Мечтаю о многом

— Может ли о чём-то позитивном мечтать руководитель похоронной службы?

— Может. У меня есть мечта превратить наши погосты в светские кладбища. Но пока что это остаётся мечтой. Сельские кладбища по большому счёту брошены на произвол судьбы. В своё время мы хотели сделать аллею Славы, у нас на кладбищах лежит много ветеранов Великой Отечественной войны, заслуженных людей. Это бы сохраняло в памяти людей, особенно молодёжи, дух патриотизма, воспитывало бы у них чувство гордости за своих знаменитых земляков. Но никто даже не пошевелил пальцем, чтобы помочь воплотить эту идею.

— Вы говорили, что также вынашивали ещё одну идею — создание в посёлке прощального зала…

— Пока ещё надеюсь, что идею можно осуществить. Но препон много. Я уже согласна взять кредит и построить такое помещение. Прошу у местной власти две-три сотки земли, больше не надо. Само помещение должно быть на территории посёлка: если человек умер, на прощание с ним могут прийти родственники, друзья, бывшие коллеги, то есть, все, кому был дорог этот человек. Если же эту церемонию устраивать дома, то не каждый захочет это сделать по разным обстоятельствам, в том числе из-за «гуляющего» сегодня коронавируса. Честно скажу: мне обещали землю, но на самой окраине села, где сейчас находится загон для скота. Туда точно люди не пойдут. Говорят, что и в посёлке, рядом с жилыми домами, тоже поставить такой зал нельзя. Оказывается, по какому-то закону такое ритуальное заведение должно отстоять от жилых построек не менее чем на 50 метров. И всё же, думаю, эту проблему нужно обязательно решить. Это нужно сделать, в первую очередь, для жителей села. Ведь прощание с усопшим — это неотъемлемая часть нашей жизни, это наша культура.

Нужно иметь крепкое сердце

— Слушаю вас, Валентина Алексеевна, и понимаю, что сфера похоронных услуг не так проста. Особенно, если взглянуть на неё изнутри. Ежедневные слёзы, крики отчаяния от потери родных — это ведь настоящее испытание для человека.

— Да, испытания колоссальные. Если всё пропускать через своё сердце, не проживёшь и двух недель. Стараюсь по возможности абстрагироваться от каждой конкретной ситуации, чтобы не надрывать душу. Единственное, чего я не могу без слёз переносить, так это смерть детей. Ребята-копщики тоже проходят психологический барьер, но всё равно не все выдерживают. Месяц поработают, не потому что тяжело, а потому что постоянные слёзы, крики, и уходят. Объясняют тем, что их сердце всё это не выносит. Но есть такие, у кого в буквальном смысле железные нервы и крепкое сердце, у меня их четверо.

— Назовите их.

— Пожалуйста. Это Александр Шелест, Василий Хорунжин, Тимур Григоровский и мой муж Александр Николаевич. Они не только копальщики, но и катафальщики. Хочу поблагодарить каждого из них за то, что они, несмотря на трудности, продолжают выполнять вместе со мной свою благородную миссию.

Я — женщина-феникс

— Вы, несмотря на все преграды, верите, что когда-то эти проблемы будут решены?

— Верю. Я сильная женщина, я — женщина-феникс. В моей жизни было много такого, отчего у другого бы разум помутился. Похоронила двоих детей, мужа, несколько лет назад полностью сгорел мой дом, как я говорю, сгорел «добеструсов». Но выстояла, выдержала, а помогла выстоять и выдержать моя работа. Ежедневная, круглогодичная. Ведь жизнь — это не только радости, но и горе, потеря близких, хороших друзей… И об этом всем необходимо помнить.