Куда рулит госкорпорация? Интервью с Валерием Эдвабником

В период с 2003 по 2007 год, разочаровавшись в традиционных способах решения задач экономической политики с помощью классических форм, включая формирование холдингов с государственным участием, создание институтов развития и реализацию федеральных целевых программ, российское государство обратилось к форме «госкорпорация», которая уже тогда была опробована. Главным преимуществом была низкая стоимость учреждения и возможность предоставления огромных полномочий

Госкорпорация «Ростех», созданная для содействия разработке, производству и экспорту высокотехнологичной промышленной продукции гражданского и военного назначения, объединила в своём составе 11 холдинговых компаний оборонно-промышленного комплекса.

В качестве средства достижения поставленной цели декларировалась поддержка на внутреннем и внешнем рынках и привлечение инвестиций.

Сегодня, по истечении 14 лет с момента создания «Ростеха», можно сделать некоторые промежуточные выводы. Главный из них состоит в том, что госкорпорация позиционирует себя как коммерческая организация, которая, в соответствии со своим уставом, конечной целью считает получение прибыли и выплату дивидендов своим акционерам. То есть, выступает в качестве эффективного менеджера. Создание рабочих мест, социальная ответственность и даже пополнение государственного бюджета ложится на сами предприятия.

Вряд ли стоит говорить или судить об этом со знаком «минус», ведь консенсус между государством и корпорацией достигнут. Но важно думать и об интересах собственно предприятий оборонно-промышленного комплекса, которые выполняют реальную государственную задачу по обороноспособности страны.

Поговорить на эту тему любезно согласился Валерий Григорьевич Эдвабник — член-корреспондент Российской академии ракетно-артиллерийских наук, председатель правления Делового клуба руководителей «Содружество—Эффективность—Развитие», с 1992 по 2011 годы – директор Научно-исследовательского института электронных приборов, входящего в контур управления холдинга «Технодинамика» госкорпорации «Ростех».

— Валерий Григорьевич, нет ли противоречия в том, что госкорпорация, заточенная в первую очередь на извлечение максимальной прибыли, пусть опосредованно, но определяет вектор движения, успешность предприятий ОПК, влияющих на безопасность, обороноспособность нашей страны?

— Если мыслить философски, на любое мероприятие (хорошее оно или плохое) накладываются специфические условия, связанные с конкретной страной и конкретным менталитетом людей. Например, в США, насколько мне известно, 80 процентов, если не больше, гособоронзаказа выполняется частными компаниями. И эта система работает, и работает хорошо. А теперь о том, как это обстоит у нас. В структуре по разработке и производству систем ПВО у нас находились два крупных объединения — «Алмаз», связанный с КБ-1, и с КБ-2 — «Антей». В результате их слияния был создан концерн ВКО «Алмаз—Антей». Что я сказал тогда по этому поводу? «Одна ветка победит другую», потому что в «Антее» и в «Алмазе» были разные подходы в создании систем ПВО. И это была здоровая конкуренция внутри страны, поскольку повторяющиеся вещи эти производители не делали. Не было комплекса «А» «алмазовского» и комплекса «Б» «антеевского», имеющего идентичные характеристики и совершенно по-разному сконструированные, нет. Одни шли в одном направлении, другие — в другом, кто-то брал выше потолок, кто-то — помехозащищённость, кто-то брал мобильностью и так далее. Дело в том, что на этой «поляне» средств ПВО, или, по-современному, «средств воздушно-космической обороны», было широкое поле для деятельности. Это нельзя сравнить с корпорациями, занимающимися, например, пулемётными лентами — там нет этого «широкого поля» для двух, а тем более, трех объединений. В нашем случае всё обстоит иначе. Подходы были немножко разные, а может, и не немножко.

Я так говорю, потому что НИИЭП работал с главными конструкторами ракет, которые создавались и для «алмазовских», и для «антеевских» систем. И победа одного технического направления над другим в этом случае мне была очевидна. Второе направление будет подавлено, что в результате и произошло — это первое.Стоило неимоверных трудов некоторым людям не дать умереть «Антею», которого «Алмаз» поначалу просто растоптал. Во-вторых, это всё приводит к отсутствию здоровой конкуренции — ведь лишь одна компания играет на всей «поляне». Постепенно — и к удорожанию продукции, поскольку цены диктует монополист, даже при том, что военные пытаются их сдерживать. И третье: на этом фоне будет падать экспортный потенциал.

Чем мы были хороши раньше? Технические требования у нас были либо лучшие при одинаковых условиях, либо при равенстве технических характеристик наша продукция была дешевле, а значит, конкуренцию мы выигрывали в любом случае. А по параметру «цена—качество» вообще были «впереди планеты всей». Как происходит сейчас? Продукция стала дороже, стала «размываться» не в сторону ширины предложения, а в сторону большего единообразия.Ну а про умирание конкуренции и его последствиях написаны тома, углубляться в эту тему не имеет смысла. Хотя по своему опыту могу сказать, что «Алмаз-Антей» — едва ли не самая прогрессивная корпорация в стране. Какую-то роль в этом плане играет и корпорация ТРВ («Тактическое Ракетное Вооружение»), но направленность у неё совершенно другая.
Еще об одном: как и везде, у нас очень большое значение имеет личность руководителя. Сегодня Борис Обносов руководит корпорацией ТРВ, которая развивается по разным направлениям и довольно успешно. Станет ли объективно лучше или хуже с приходом другого генерального директора, сказать сложно, но у нас есть внутреннее негативное отношение к смене руководящего состава, и это прослеживается буквально на всех уровнях.

Но есть еще замечательный пример — это корпорация «Ростех». Она объединяет, трудно себе представить, не просто «коня и трепетную лань» — запрягли всех: от тараканов до жар-птицы. Вследствие этого одной технической политики здесь, естественно, просто не может проводиться. «Ростех» разбили на множество концернов, и, по-моему, он формировался по принципу «давай соберем сюда всё, что еще не вошло в состав других крупных корпораций, вне зависимости от специализации». По-моему, это самая неэффективно работающая корпорация, руки здесь не чувствуется. Кроме аккумулирования денег — здесь «рука» прослеживается четко. Да, любое предприятие должно быть прибыльным, иначе оно не выживет. Если государство не может обеспечить прибыльности, создаются, например, федеральные казенные предприятия, это понятно. Да, есть серийный завод, который выпускает какую-то похожую серийную монопродукцию, и главная его забота — прибыль, но покажите мне хоть одну научную организацию, которая, растекаясь мыслью по древу, идя в разных направлениях, делает всё из соображений прибыли… Но корпорацией предлагается именно это, и не дай бог, если ты уменьшишь показатели прибыли по сравнению с предыдущим годом. Тебя здорово накажут, еще и выгонят — ты неэффективный управляющий! И не важно при этом, сколько ты пытаешься сделать новых работ, поднять потенциал — корпорацию это абсолютно не интересует.

Еще один подход: «надо делать больше «гражданки»», и «Ростех» не зря здесь отчитался первым — задание президента выполнено. Но за счет чего? Коммерческого подхода: взяли и купили огромный завод, который делает гражданскую продукцию — мол, «корпорация приросла»… Кого обманываем, ведь от этой сделки гражданской продукции больше не стало? Покажите другое: военный завод при объективно иных подходах, ином ценообразовании стал делать гражданскую продукцию, а не то, что купил и влил в свою корпорацию уже готовое.

Я посмотрел, как расходуются средства, которые якобы остаются в распоряжении предприятий… Понятно, что аппарат корпорации должен на что-то существовать, и какой-то процент прибыли идёт на содержание и, может быть даже, на развитие каких-то направлений, нам это неведомо. В «Ростехе» идеология такова: «Что это значит — «ваши» деньги остались? Это же наши деньги! И вы с нами согласуйте расход каждой копейки на ваши программы»! Еще и под флагом «борьбы с коррупцией». Причём здесь коррупция, если я хочу уйти в новое направление и как-то пытаюсь это развить?.. Плюс мнение «высших экономистов», что я неправильным путём иду — если их послушать, вообще ничего развивать не надо.

«Протаскивание» своих инвестиционных проектов. Чтобы их одобрила корпорация — это ведь занимает годы. Получается так: ты деньги тратить не можешь, пока тебя не включили в инвестиционную программу холдинга концерна, а концерн может включить тебя в инвестпрограмму, только если одобрит «Ростех». Поэтому сначала — по малому кругу, затем — по большому, затем — обратно, в результате весь процесс от момента подачи заявки занимает минимум три года, и это недопустимая потеря времени.

Не вдаваясь в подробности,приведу пример подобного недальновидного подхода со стороны одного из управлений министерства обороны. В НИИЭП собирались развернуть работу по созданию системы технического зрения одного из видов вооружений, оно коренным образом отличается от обычного зрения. Я сообщил об этой идее представителю военного ведомства, нужно было провести НИР, затем предложить продукцию будущим своим потребителям, заказчику. Но у меня не хватало денег на финансирование этой работы, отсюда просьба — откройте эту тему, включите её в НИРы гособоронзаказа. Состоялся диалог:

— А вы понимаете, насколько дороже станет ракета этого класса?

— Да, раза в два, три, но эффективность повысится в пять-шесть раз.

— Я не силен в ваших теориях маркетинга. Скажите, за рубежом есть такое? Нет? А у них денег — как у дурака махорки.

— Скажите, у нас есть система С-300? Да. Так если бы мы её делали по такому принципу, то сегодня только бы начали предпроектные работы. А мы её сдали на вооружение в 1985 году, и до сих пор равного империалисты не создали… Раньше мы не оглядывались на то, что у них больше денег, возможностей.

На что представитель ведомства сказал: «Вот когда появятся сообщения, что «за бугром» появилось что-то такое, тогда и приезжай». Разговор был в 2011 году, и вот в 2016 году на выставке в Индии британско-французская компания показала такую разработку. Мне очень хотелось бы найти того полковника и сказать: «Ну что, давай теперь мы стартуем с нуля»… Вот с таким подходом к развитию в корпорации также ничего не добьёшься, мы обрекаем себя на дальнейшее отставание. Поэтому — хорошо или плохо «корпорация», «концерн»? Вроде, неплохо — ведь это сосредоточение финансовых ресурсов, но вопрос — во имя чего? Кормить безбожно верхушку аппарата, которая сама будет решать, куда направить прибыль предприятий, инвестиции? Либо наоборот — накопить ресурсы и открыть новые ниши, достичь научно-технического прогресса в новых разработках? Какие цели задекларированы? С одной стороны, сжатие ресурсной базы, но нацеленность на прорывные разработки. Плюс необходимость здоровой конкуренции. А что мы видим сейчас? В корпорациях идёт насаждение так называемой «корпоративной солидарности». Что я имею в виду? Сейчас в оборонке появились частные предприятия, кстати, неплохо работающие, таких примеров много. Но — «они не нашей корпорации, значит, работу им давать не будем»! А как же межкооперационные связи? Взять НИИЭП, в котором я отработал 49 лет, и 20 из них — директором. Ведь подавляющая часть выручки делалась за счет разработок в интересах предприятий других корпораций, не ростеховских. При этом учет корпоративных интересов «Ростех» начал насаждать первым: «не ростеховский — не давайте»! В первую очередь в этом случае пострадает предприятие, имеющее широкие связи. Мы знаем, что для ведения бизнеса правильно «не класть яйца в одну корзину», но именно это обрубает сама корпорация. На данный момент есть два подхода. Первый — концентрировать ресурсы и бить в одну болевую точку, — туда, где мы можем вырваться вперед. И второй — никого не пустим, а что вы зарабатываете — это всё наше. Что они означают и куда ведут, я объяснил. Я государственник, и всегда им был. Но на своём опыте четко убедился: если частное предприятие работает эффективно, то оно работает лучше государственного предприятия, работающего тоже эффективно. Только нужно дать ему возможность продолжать эту работу, а не давить и душить только из-за того, что оно не входит в какую-то корпорацию.

— Вы понимаете, в чём далеко идущий смысл объединения в том же «Ростехе» огромного количества разнонаправленных предприятий ОПК?

— Не знаю. Мне кажется, чтобы просто содержать определенный чиновничий аппарат. Я бы не возражал, чтобы внутри «Ростеха» холдинговые компании, в него входящие, были независимы от аппарата корпорации, от надстройки. Что этому мешает? Ведь так работают те же «Алмаз-Антей», ТРВ. В «Ростехе» собраны «Судостроительная корпорация», «Авиационная корпорация», есть концерн «Высокоточное оружие» — что мешает дать им возможность развиваться самостоятельно? Тогда всё встало бы на свои места. Например, лучше концерна «Высокоточное оружие» никто в стране не знает, как разрабатывать и производить конкретно вот эти системы вооружения. Но получается, что без согласования с аппаратом, надстройкой, влияние которой в технической политике минимальное, нулевое, этого сделать нельзя. Я этого не понимаю. Как всё, что у нас создаётся, это громоздко, неповоротливо. А чего можно ждать, если здесь собрано 15 разнородных холдингов и почти тысяча предприятий — как такая корпорация может существовать эффективно?

— Скажите, с инициативами конкретное предприятие ОПК может напрямую выйти на правительство?

— Нет, это запрещено, только через вышестоящее руководство. А когда мы, руководители предприятий, напрямую обращались в Минпромторг, здесь была другая особенность: кто настойчивей, кто умеет убедить, тот и «на коне». В принципе, это естественный отбор: ну не может быть директор рохлей, это нормальное явление. А сегодня пойди, поспорь — быстро слетишь. Весь процесс в итоге начинается с холдинга и далее — вверх по цепочке.

— Если говорить о проблемах предприятий ОПК на данный момент — какие из них Вы считаете наиболее актуальными? Например, говорят о предельно низких ценах на продукцию.

— Приличный зажим цен имеет место быть. И даже если мы насчитали более или менее объективную цену в этом году, то, если получаем заказ на несколько лет вперёд или даже на следующий год, всегда идёт планирование цены с индексом Росстата, например, 5,6 процента («мы примем и купим продукцию, если она будет не более, чем на 5,6 процентов дороже»). Если подорожали энергоносители в два раза, некоторые материалы на порядок — это никого не трогает. Это, я считаю, не что иное как потеря государственной функции управления. Базовые вещи государство должно строго выдерживать, базовые вещи не должны принадлежать частнику. Ну а в остальном частник справится не хуже государства.

— То есть, логика такая: хочешь заработать — снижай себестоимость?

— Это везде. Себестоимость снижать всегда выгодно, если снижение даёт лишнюю прибыль. Это хорошо. Но это же только декларация. А когда ты лезешь в структуру себестоимости, имея к тому же энергозатратное производство, ты понимаешь, что никак не сможешь повлиять на то же самое повышение тарифов. Одно дело — комплектующие, которые тоже дорожают, но ты это можешь спрогнозировать, другое дело — электроэнергия, заранее которую ты не купишь — это происходит в течение года.

— Многие руководители предприятий ОПК сетуют, что НИРы выпали из внимания корпораций, военного ведомства. Считаете ли Вы это справедливым замечанием?

— Действительно, это так. Наиболее дальновидные руководители должны решать вопрос НИРов в виде этих самых инвестпроектов и вкладывать собственные средства, даже если это не финансируется Министерством обороны. Если же говорить о масштабных НИРах, нужно во что бы то ни было добиваться, чтобы они всё-таки финансировались за счёт государственных средств, за счёт госпрограмм.
— Как этого добиться?

— Механизм простой: ты убеди главного конструктора, что ему это очень надо, и пусть он тебя поддержит в Минпромторге под государственную программу. Да, это масса писем, массу кабинетов нужно исходить, но настоящий руководитель способен этого достичь.

— Влияет ли военный бюджет на потенциал предприятий, на гособоронзаказ, на возможности развития — ведь корпорация тоже, видимо, ориентируется на объёмы финансирования? На 2021 год, например, военный бюджет был запланирован на сумму 3,1 триллиона рублей.

— Я бы не сказал, что гособоронзаказ существенно падает. Не один год в оборонке поддерживается примерно один и тот же уровень финансирования, и он регулируется не госкорпорациями, а военным ведомством, именно они формируют портфель заказов. Госкорпорация влияет, скорее, на перераспределение внутри, на то, где, кому и как пролоббировать. В своё время мы относились к Минпромторгу, и я не скажу, что это было хуже, ведь у них не было заявлено целью извлечение прибыли, это было бюджетное финансирование, действовал принцип «не дать предприятию развалиться, обанкротиться», сегодня принцип — «стали плохо работать — поменяем директора, если это не сработало — продадим». То, что будет потеряна боевая единица, работу потеряют сотни или тысяча людей — это их мало волнует. А когда был Минпромторг, и роль губернатора области была значительная, даже мэра крупного города. Сейчас Минпромторг и корпорации пересекаются только при формировании федеральных целевых программ. Вообще раньше, если создание военной техники принять за единицу, на 2/7 из неё финансировалась разработка министерством обороны, а 5/7 финансировало отраслевое министерство для подготовки производства. Да, прибыль забирало государство, но оно и давало — система была организована безупречно. Сейчас это запрещено — или инвестпроекты за государственный счёт, или собственные средства предприятия, которые тут же отбираются и которых хронически не хватает.

В настоящее время, если мы говорим о финансировании, госзаказе, в натуральном выражении единиц продукции, может быть, стали делать и меньше, но этого более или менее достаточно для того, чтобы поддерживать боеспособность Вооружённых сил, обеспеченность техникой и вооружениями. Разве сегодня сравнить ситуацию с 2009 годом? Часто любят критиковать верховную власть, но я хочу сказать, что когда Владимир Путин был премьер-министром, он сделал то, чего не сделал, будучи президентом. Он продавил инициативу, и в конце «нулевых» годов появилась военная доктрина, и на основании её появилась госпрограмма вооружений. Это, я считаю, колоссальное достижение государственного планирования. Важно то, что целевые показатели госпрограммы вооружений выдерживаются.

Возвращаясь к началу беседы и замечанию Валерия Эдвабника о «специфических условиях, связанных с конкретной страной и конкретным менталитетом людей», хочу обратиться к выводам Счетной палаты РФ, касающимся случаев, когда распорядителем имущества от лица государства выступает не министерство, а именно госкорпорация. Чистая прибыль в этом случае не зачисляется в федеральный бюджет, а поступает в доход самой госкорпорации.

«При этом госкорпорации не ограничены в определении размера части чистой прибыли, подлежащей перечислению, и могут принять решение о направлении всей прибыли, например, на покрытие убытков предыдущих лет», — говорится в отчете аудиторов.

Обращаясь к компетентному мнению Счетной палаты РФ, хочу заметить, что нам, живущим в России, хотелось бы, чтобы интересы государства, его финансовое благополучие, безопасность и обороноспособность стояли на первом месте. А также интересы тех, кто всё это обеспечивает.

Сергей ГОНТАРЕНКО