Риски и зигзаги российско-белорусской интеграции. Колонка Клисторина

В связи с событиями в Белоруссии среди отечественных политиков и политологов усилились разговоры об интеграции с этой страной — вплоть до её вхождения в состав России

Начало дискуссии на эту тему относится еще к началу девяностых годов прошлого века, но новый импульс придали ей три новых обстоятельства. Прежде всего, это события в Белоруссии после выборов 9 августа, которые уже дезорганизовали общественную жизнь, управление и негативно сказываются на финансово-экономическом положении республики, грозя ей полномасштабным кризисом.

Фон для возможностей

Почему-то считается, что серьезные проблемы в той или иной стране или регионе открывают для России окно возможностей. Мы видим явное желание отечественных финансово-промышленных групп установить контроль над основными активами соседней страны, находящимися в государственной собственности. Экспансия попавшей, мягко говоря, в непростую политико-экономическую ситуацию страны, на фоне того, что другие инвесторы бегут, опасаясь возросших рисков, представляется им оптимальной, поскольку они рассчитывают на безграничную поддержку российского государства. Так было в случае с Ливией, Венесуэлой и рядом африканских стран. Возможность переложить часть издержек на государство сильно снижает восприимчивость к рискам у отечественных компаний.

Наконец, в приветственном послании Александру Лукашенко по поводу его избрания на пост президента Владимир Путин прямо выразил надежду на ускорение экономической интеграции и расширение военно-технического сотрудничества. После саммита в Сочи 14 сентября оптимизм комментаторов несколько поубавился, поскольку кроме обещания масштабных финансовых вливаний со стороны России, которые, скорее всего, пойдут на реструктуризацию долгов, ни о каких конкретных действиях заявлено не было.

Вообще, экономическая интеграция стран — дело полезное. Особенно это касается небольших экономик, осознающих узость внутреннего рынка и рассчитывающих на использование эффекта масштабов. Обратной стороной является неизбежная специализация их экономики и серьезная, а главное — быстрая перестройка отраслевой и институциональной структуры, когда на фоне общего выигрыша отдельные производства и даже целые отрасли могут прийти в упадок.

Как для семейных хозяйств, так и для фирм интеграция обещает повышение доступности товаров, услуг и расширение их спектра, а также относительное снижение цен в результате повышения конкуренции. Для граждан это, при прочих равных условиях, повышение реальных доходов. Для предприятий — снижение издержек. В макроэкономическом плане интеграция обещает повышение устойчивости экономического развития, поскольку более крупная и диверсифицированная экономика менее зависит от конъюнктуры мировых рынков. Кроме того, предполагается, что интеграция будет проводиться на основе межгосударственных договоров, что обещает солидарность и возможность использования помощи и поддержки со стороны соседей (по крайней мере, на переходный период) и повышает устойчивость институтов.

Факторы интеграционного риска

Помимо выгод, экономическая интеграция таит в себе и определенные угрозы. Помимо упомянутого выше возможного закрытия части производств и временных скачков безработицы можно ожидать повышение цен на отдельные группы товаров и услуг, импорт экономических и социальных проблем. Также — сокращение возможностей государственного регулирования экономики (особенно оперативного), усложнение отношений с «третьими странами» и международными организациями и фактическая потеря части суверенитета, когда многие важные решения нельзя будет принимать на национальном уровне.

Все это неоднократно проявлялось при реализации множества интеграционных проектов, включая долгую историю формирования Европейского Союза. Особенно острой проблемой является появление наднациональной бюрократии. Люди как-то мирятся с ошибками и некомпетентностью отечественных чиновников, особенно если знают, как их поменять, но нетерпимы к бюрократам, которые выражают непонятные им «общие» интересы.

Специалисты обычно выделяют два типа интеграционных процессов: «снизу» и «сверху». Первый означает, что объединение экономик осуществляется действиями граждан, а государственные органы не мешают этим процессам и постепенно снижают барьеры на пути движения людей, товаров и капитала. Второй способ означает, что государства устраняют барьеры и унифицируют правила игры в расчете на активизацию подобных процессов.

Для властей отдельных стран побудительными мотивами для интеграции могут служить как политическая и экономическая экспансия, так и страх перед экспансией «третьих стран», лоббирование со стороны групп с особыми интересами и, наконец, пропагандистский выигрыш, когда интеграция превращается в удобный политический лозунг.

Интеграция предполагает последовательное прохождение определенных стадий, или этапов, перескакивать через которые крайне нежелательно. Автором этой последовательности стадий считается Фридрих Лист, который еще в первой половине XIX века обосновал план объединения германских королевств и княжеств в единую империю. Будучи немецким националистом, мечтавшим о расцвете национальных производительных сил, под которыми он понимал духовные свойства нации, он полагал: прежде всего, необходимо создание таможенного союза и зоны свободной торговли из конгломерата немецких государств. Это позволит унифицировать законодательство и образовать общий рынок труда и капитала, что приведет к валютному союзу и, в конечном счете, к введению единой валюты. Затем необходимо создать единую бюджетную систему. Конечным результатом является образование федеративного или конфедеративного государства. Впрочем, подобных терминов он не использовал и считал, как и многие в то время, что конституционная монархия и есть высший тип государственного устройства. Его идеи, как мы видим, живы до сих пор. Правда, реальное объединение Германии проходило несколько иначе и сопровождалось войнами, в том числе — с Австрией и Францией.

Экономическая интеграция, особенно если она проводится сверху, является дорогостоящим процессом. При этом её успех совсем не гарантирован. Перестройка экономической структуры, имплементация соглашений, компенсации пострадавшим в результате объединения экономик группам предприятий и населения, а также вынужденная демонстрация успехов и реализация инфраструктурных и имиджевых проектов вынуждают идти на значительные издержки, покрываемые за счет бюджетов более сильных в экономическом плане государств. В качестве примера можно сослаться на историю создания ЕС и объединение Германии в 1990 году, когда за десятилетия были потрачены триллионы немецких марок и евро для обеспечения интеграционных процессов, между тем как некоторые проблемы так и не были решены, а диспропорции и противоречия — не устранены.

В тех частях света, где государства не располагали подобными финансовыми ресурсами, продвижения в деле интеграции были незначительными. Прежде всего, это касается стран Африки и Латинской Америки, где экономические взаимодействия с США, европейскими странами или Китаем развивались более интенсивно, чем образование общих региональных рынков. О хрупкости интеграционных объединений, создаваемых сверху, говорит и судьба Совета экономической взаимопомощи.

Как можно определить эффективность интеграционных процессов? Для Ф. Листа это был расцвет национальных производительных сил, в том числе и за счет выстраивания внешних барьеров в виде заградительных таможенных пошлин и стимулирования развития отечественной промышленности, индустриального воспитания нации. В случае ЕС и других интеграционных проектов — это развитие внутренней торговли в рамках объединения и общий рост ВВП. Но, вообще-то, главным критерием должно стать выполнение «закона» единой цены, когда различия цен в отдельных странах и регионах различаются лишь на величину транспортных издержек, а уровни реальных доходов и заработной платы нивелируются. Очевидно, что с позиций этого критерия интеграция далека от завершения не только в Евразийском экономическом союзе, Союзном государстве, но и в самой России.

Ландшафт «Россия—Белоруссия»

Возвращаясь к проблеме экономической интеграции Белоруссии и России, можно констатировать, что это типичный пример интеграции сверху. Конечно, экономические связи между гражданами и предприятиями обеих стран очень тесны. В большинстве российских регионов на полках мы видим белорусские товары: продукты питания, одежду, обувь. После 2015 года почти в полтора раза Белоруссия увеличила поставки продуктов питания в Россию, и это не только «белорусские креветки», но и фрукты, мясо и мясные изделия. Что, кстати, вызывало подозрения в контрабанде и, похоже, с согласия обеих сторон.

Продукция машиностроения, прежде всего, тракторы и грузовые автомобили, также прочно вписались в отечественный ландшафт, не говоря уже о кооперации в оборонной промышленности. Почти половина белорусского экспорта приходится на нашу страну. Кроме этого, значительная часть белорусского экспорта в третьи страны есть не что иное как реэкспорт российских товаров, подвергшихся определенной переработке или даже без нее. Дисбаланс в торговле между странами значителен: отрицательное сальдо Белоруссии в торговле с Россией достигает шести миллиардов долларов США в год и, естественно, требует своего покрытия. Более того: величина и доля белорусского экспорта в Россию практически не меняются уже долгие годы, что плохо вяжется с победными реляциями политиков и чиновников обеих стран. Разумеется, российский капитал занимает первое место по инвестициям в соседнюю республику и представлен, прежде всего, в банковской сфере и производстве удобрений. В других отраслях его особо не ждут.

В России официально проживают более 650 тысяч граждан Республики Беларусь, что с учетом численности населения этой республики больше, чем граждан Узбекистана или Украины — лидеров среди диаспор на территории России. Таким образом, экономики двух стран тесно взаимосвязаны, хотя значительного поступательного движения в этом плане мы не видим.

Государственный интерес — величина переменная

И все-таки главными факторами экономической интеграции двух стран являются межгосударственные соглашения и, главное, степень их реализации. Более 20 лет назад был подписан Договор о создании Союзного государства, который вступил в силу 26 января 2000 года после его ратификации парламентами двух стран и должен был стать юридической и политической основой для интеграции. Предполагалось, что единый народнохозяйственный комплекс республик, ранее входивших в СССР, удастся восстановить путем принятия решений на высшем уровне, а их имплементация — лишь дело времени. Другими словами, строить здание интеграции планировалось «с крыши».

Но за прошедшие десятилетия так и не удалось создать даже полноценный общий рынок и таможенное пространство. Свидетельств этому множество: от молочных и прочих войн между братскими странами, которые начинал главный санитарный врач Г.Г. Онищенко и продолжает Роспотребнадзор, до перманентного конфликта вокруг поставок нефти, таможенной политики, цен и тарифов.

Наднациональные органы (парламент, Совет министров, суд, Счетная палата и другие) так и не были сформированы или превратились в декоративные структуры. Великое множество планов, программ и дорожных карт, относящихся к экономической и политической интеграции двух стран, так и остались на бумаге.

Интерес белорусского руководства к интеграции возрастал в периоды резкого ухудшения социально-экономической ситуации в республике и так же быстро улетучивался после согласования и вливания очередной порции финансовой помощи и преференций. Со стороны России интерес к интеграции двух стран колебался синхронно с геополитическими приоритетами. Тем не менее, идея интеграции в союзном государстве никогда не исчезала, и за более чем двадцатилетний срок в виде субсидий, кредитов и преференций белорусская сторона получила, по оценке отечественных аналитиков, не менее 100 млрд долларов США, что немало для республики с населением чуть более девяти миллионов человек.

С этой точки зрения интересна история проектов по введению единой валюты. Впервые конкретные сроки, а именно 1 января 2004 года, были названы Александром Лукашенко. Позднее директор Нацбанка Республики Беларусь П. Прокопович объявил, что единая валюта появится в 2007 году. В обоих случаях предполагалось, что единой валютой станет российский рубль в силу очевидных причин. Камнем же преткновения стали споры вокруг компенсации за отказ от национальной валюты при сохранении права Нацбанка на эмиссию общей валюты. Очевидно, что российская сторона не могла пойти на эти условия. И дело не столько в компенсационных выплатах. Слишком свежо было воспоминание о том времени, когда центральные банки союзных республик СССР наперегонки эмитировали безналичные рубли.

В феврале 2019 года А.Г. Лукашенко опять вернулся к этой проблеме и выдвинул новое предложение по созданию единой валюты. Ею должен был стать «новый» рубль — не российский и не белорусский. Очевидно, что формально новое предложение фактически содержало прежние требования. Единая валюта облегчает все виды сделок, поскольку снимает валютные риски. Но ее введение на какой-то период означает ее ослабление в сравнении с ведущей валютой (в данном случае – с российским рублём) и ускорение инфляции. Так было при введении евро, который оказался слабее немецкой марки.

Ошибки, которые стоит учесть

Помимо указанных проблем, следует высказаться и об экономических последствиях интеграции для России. На экономическом росте и российских позициях в мировой экономике интеграция двух стран (даже включение Белоруссии в состав России) не скажется. Экономика Белоруссии составляет около трех процентов от российской, и если бы российская экономика росла потенциально возможными темпами, такой прирост она могла бы обеспечить сама — за год или даже менее. При этом можно было бы обойтись без компенсационных выплат и затрат на реструктуризацию тех отраслей белорусской экономики, которые в настоящее время живут за счет государственных дотаций.

Особые проблемы и риски могут быть связаны с квалификацией и менталитетом российского чиновничества и так называемого «экспертного сообщества». В качестве примера можно обратиться к истории евразийской экономической интеграции. В 2010 году вступили в силу договоренности о создании таможенного союза и, спустя два года, — единого экономического пространства в рамках ЕврАзЭС. Предполагалось, что интеграция России, Белоруссии и Казахстана пойдет гораздо проще, быстрее и глубже, чем в СНГ, где приходится учитывать интересы большего числа стран. Академик Сергей Глазьев — главный идеолог и куратор этого проекта — полагал, что за пять лет суммарный выигрыш трех стран составит 400 млрд долларов США. Неизвестна модель, по которой рассчитывался этот эффект, но сегодня очевидно — он так и не был достигнут.

План создания Евразийского экономического союза создавался по лекалам Союзного государства России и Белоруссии, но в более усеченном формате. Первоначально предполагалось создать наднациональные органы и ввести единую валюту, но еще до подписания Договора о создании Евразийского экономического союза в мае 2014 года упоминания о наднациональных органах и валютном союзе были убраны. Тем не менее различные наднациональные бюрократические структуры с совещательными и консультативными функциями были созданы. Но, судя по результатам, заняты они не столько проблемами расширения экономического взаимодействия между странами-участниками, сколько привлечением стран-наблюдателей и подписанием международных договоров о свободной торговле с третьими странами. Что противоречит самой идее таможенного союза и создает проблемы для ЕАЭС. Поэтому, если анализировать динамику внешней торговли и взаимных инвестиций, лидирует в Центральной Азии отнюдь не Россия (инициатор и локомотив интеграции), а Китай. Это демонстрирует, как амбициозные интеграционные проекты, по сути, проваливались на постсоветском пространстве.

Основные причины здесь две. Во-первых, был сделан упор на личные договоренности лидеров, многие из которых не выполнялись, а также наивную веру в то, что все социально-экономические процессы управляемы при наличии политической воли. Во-вторых, мы видим явную недооценку возможностей «мягкой силы» и культурного влияния вообще и замену их очередными бюрократическими структурами.

Общий вывод, касающийся интеграционных проектов на постсоветском пространстве вообще и в рамках Союзного государства в частности, состоит в том, что в нынешнем виде они обречены на неудачу. Стремление форсировать процессы и перескакивать через этапы тормозит естественное стремление к интеграции. Попытки вместо учета интересов просто купить согласие и достичь лояльности в итоге коррумпируют партнеров, делают их ненадежными. Наконец, нужно учитывать фактор нынешнего поколения отечественных чиновников, для которых выполнение распоряжений начальства и достижение ключевых индикаторов гораздо важнее всего остального, в том числе и долгосрочных интересов своей страны и собственной репутации. Они хорошо усвоили общие схемы, но слабо разбираются в происходящих процессах, тем более, если они не касаются их лично.

Общий вывод заключается в том, что интеграционные процессы объективно и субъективно полезны и даже необходимы. Но их эффективность зависит от подходов и методов реализации, от учета соотношения затрат и выгод для всех участников. Поэтому не следует форсировать подобные процессы. Что касается оптимизма комментаторов по поводу возможности ускоренной интеграции России и Белоруссии, то его следует признать преждевременным.

В. И. Клисторин,
доктор экономических наук

Поделиться:

Наш канал на Яндекс.Дзен

Новости партнеров: