Есть только миг между прошлым и будущим…

7 марта исполнилось 70 лет члену редакционного совета и постоянному автору журнала «Совет директоров Сибири» Александру Андреевичу Кисельникову. В связи с этим мы начинаем публикацию развернутого интервью с юбиляром

 

С.Г.: — Александр Андреевич, Вы являетесь доктором экономических наук, профессором, Заслуженным экономистом РФ, Государственным советником РФ 2-го класса, Почетным работником государственной статистики РФ, Действительным членом Академии прогнозирования — российского филиала «Международной Академии исследований будущего». Эти титулы и почетные звания говорят о том, что Ваша жизнь была насыщенной и многогранной. Как сложилась Ваша судьба, что памятно Вам более всего?

А.К.: — Да, насыщенной, можно так сказать. Случайно такие титулы и звания не присваивают, это результат большого труда. Официальную трудовую деятельность я начал на третьем курсе университета, в 20 лет, при этом почти никогда не работал на одну ставку, всю жизнь занимался и общественной работой.

В принципе это разные, хотя и взаимодополняющие специальности: наука, профессорско-преподавательская деятельность, государственная служба и управление, статистическая деятельность. Их объединяет то, что все они были связаны с работой на государство, а главным местом проживания, работы и объектом приложения усилий была Сибирь.

Все мы родом из детства

С.Г.: — Что в наибольшей степени повлияло на Ваше становление как личности, на выбор жизненного пути? Наверное, были и альтернативные развилки, где проблема выбора стояла особенно остро?

А.К.: — В наибольшей степени повлияли мои родители и та атмосфера, в которой я воспитывался и рос. Я имею в виду свою Родину, Советский Союз. Все-таки к моменту распада СССР я уже успел прожить 40 лет. Школа, университет, учителя, наставники, друзья, сама работа. Среди значимых событий, конечно, — выбор профессии, поступление в университет, встреча своей будущей половинки и создание семьи, рождение детей, потом — внуков, их судьбы. Из печальных и трагических событий — уход из жизни родителей, близких, друзей, распад Советского Союза и масса вызванных этим бед и проблем. Все — как у большинства людей, но, конечно, интенсивность жизненных процессов и их разнообразие у меня были выше среднего.

С.Г.: — Как бы Вы охарактеризовали основные движущие силы и стремления, которыми Вы руководствовались на протяжении своей сознательной жизни и трудовой деятельности?

А.К.: — Примерно до 1985 года это можно назвать стремлением к свету, вперед и вверх. Как в Марше энтузиастов: «Здравствуй, страна героев, // Страна мечтателей, страна ученых! // Нам не страшны ни льды, ни облака»//… Или в марше авиаторов, марше геологов. Если говорить о музыке, то лучше всего это состояние души отражает гениальная музыка Георгия Свиридова «Время, вперед!»

С началом «перестройки» стало ясно, что движение вверх закончилось. Символом этой точки перегиба в историческом процессе развития нашей страны стало появление на политическом небосклоне человека с каиновой печатью на лбу. С этого момента моя жизненная позиция изменилась. В Библии ее называют миссией Удерживающего («Катехон»). Многие авторы считают эту миссию историческим предназначением православной России — удержание человечества от сползания в небытие или, в лучшем случае, — в темные века.

В моем частном случае, поскольку человек я не воцерковленный, вместо Библии подойдет рассказ из моего далекого уже школьного детства. По сюжету рассказа действие происходит в городском саду, где прогуливающийся по парку военный (офицер) в шутку назначил проходящего мимо мальчишку часовым. Приказал стоять, охранять порядок, пока он за ним не придет и не сменит на посту. В общем, про мальчишку он забыл, а тот все стоял в парке часовым, хотя уже стемнело.

В принципе, хотя я уже давно вышел из детского возраста, веду себя аналогичным образом. Старшие офицеры уже давно покинули парк, в том числе путем перехода на сторону врага (мне встречались индивиды, которые перебывали членами в шести партиях), а я все держу участок фронта, на который сам себя поставил на жизненном пути.

С.Г.: Давайте пройдемся по основным вехам Вашей биографии…

Дошкольный период

— Я родился 7 марта 1951 года в семье военного в городе Ворошиловске Ворошиловградской области. Сейчас это Алчевск Луганской области, восставшая против укронацистов Луганская Народная Республика. Мы жили у старшей сестры мамы — тети Ани, поскольку отца после войны оставили служить в Германии. Прожили год, потом отец вернулся и забрал нас. Себя я помню с трехлетнего возраста, это был Кагул, юг Молдавии. Затем отца отправили служить на Дальний Восток, и мы с ним. По Транссибу пересекли всю страну и прибыли во Владивосток. Затем на теплоходе «Русь» доплыли до г. Петропавловск-Камчатского. Там прожили год, там родилась моя сестра Лена.

После этого отца перевели служить в гарнизон на остров Шумшу, самый северный остров Курильской гряды. Мы жили в доме на две офицерские семьи на самом берегу Тихого океана с видом на Северо-Курильский пролив и соседний остров Парамушир, где расположен город Северо-Курильск. Прожили там два года. В моей памяти отложились очень яркие положительные воспоминания от проживания на острове, от Тихого океана, подбитой японской военной техники. Но маме жить с двумя маленькими детьми в таких условиях было очень тяжело. Ежедневные землетрясения, шквальные ветры, снежные заносы, питание преимущественно из консервов… Она уговорила отца написать рапорт о переводе на материк.

Мы проделали обратный путь — сначала во Владивосток, затем по Транссибу в Москву, а потом в Белоруссию на новое место службы отца — военный городок Красная горка в 60 километрах от Минска. Там я пошел в первый класс, но проучился всего 18 дней. Это был 1958 год. Грянула хрущевская реформа по массовому сокращению армии. Отец в звании майора в возрасте 37 лет, без гражданской специальности, был демобилизован. Предлагали остаться в Белоруссии, но семья поехала на родину родителей в Кузбасс, откуда отец в 1943 году добровольцем ушел на фронт (хотя имел бронь) и где с тех пор был несколько раз только в отпуске.

Школьные годы

Мы поселились в городе Калтан, где отец пошел работать простым рабочим — помощником машиниста турбины Южно-Кузбасской ГРЭС. Нам дали квартиру, мама устроилась учителем начальных классов. Я учился в школе №14, которую закончил в 1968 году.

Широкую известность этот город получил недавно, благодаря футболисту Александру Головину. Он здесь родился, учился в 14-й школе, только не окончил (уехал в спортивный интернат). Родители его и сейчас там живут. На вопрос известного спортивного блогера, какой город лучше — Калтан или Монако, наш спортсмен совершенно серьезно ответил, что Калтан лучше — потому что там люди лучше. Блогер не поленился, приехал в Калтан, обошел все адреса. Его «добили» родители футболиста, когда ответили, что никуда отсюда переезжать не собираются, потому что им здесь нравится. Хотя сын и может купить им квартиру в любом городе России.

От себя добавлю еще один спортивный пример. На Зимних Олимпийских играх в Южной Корее в 2018 году российская сборная завоевала всего две золотые медали: одну Алина Загитова в фигурном катании и вторую каким-то чудом — в хоккее с шайбой. Решающий бросок в овертайме нанес нападающий ЦСКА, ранее игравший в новокузнецком «Металлурге», а сейчас в НХЛ, в Миннесоте Кирилл Капризов. Он родился в селе Кузедеево, которое граничит с Калтанским городским округом. Там находился пионерский лагерь Южно-Кузбасской ГРЭС, лучший в Кузбассе, где все школьники в великолепном сосновом бору проводили свои летние каникулы. В этом старинном селе (образовано в 1600 году) находился военкомат, из которого мой отец был направлен на фронт. Там родился еще один знаменитый человек — народный артист СССР Борис Штоколов.

На самом деле Калтан (в переводе с шорского означает «молодой летний соболь», он есть на гербе города) в те годы, когда я там жил, был лучшим по условиям проживания и самым чистым городом Кузбасса. Он стоял на балансе Южно-Кузбасской ГРЭС, предприятия коммунистического труда. В нем не было шахт и угольных разрезов.

У него был великолепный профилакторий с грязелечебницей и бассейном под открытым небом. Трехкилометровый проспект Мира изначально был спроектирован как пешеходный бульвар, по которому никогда не было автомобильного движения. На стадионе «Энергетик» весь город мог заниматься летними и зимними видами спорта. В нем были хорошие педагогические коллективы, что позволяло почти всем желающим выпускникам поступать в ведущие вузы Сибири (около 40 процентов выпускников). Это, конечно, не Монако, но в 1960-е годы, когда Головин еще не родился, в Калтан возили даже делегации из США (видимо, для демонстрации того, как живет шахтерский край).

Начальником строительства Южно-Кузбасской ГРЭС и города был отец выдающегося энергетика, руководителя «Новосибирскэнерго» В.Г. Томилова. Сам Виталий Георгиевич тоже окончил 14-ю школу города Калтан, только на 15 лет раньше меня. Этот город я считаю своей малой Родиной. Там похоронены обе мои бабушки и один дедушка. Отец, Кисельников Андрей Павлович, почетный житель этого города, умер в 2006 году. Мама, Кисельникова Александра Максимовна, умерла в 2009 году.

Еще один дедушка (мамин отец), Курзаев Максим Григорьевич, погиб за восемь лет до моего рождения при прорыве Ленинградской блокады. Он похоронен на воинском мемориале возле остановочной платформы «Верхняя Галуста» в 100 километрах от центра Санкт-Петербурга. Его могилу с помощью Министерства обороны и при поддержке руководителя Петербургского комитета государственной статистики О.Н. Никифорова удалось найти только в 2007 году. Сделали это мы с моей дочерью Мариной. Когда фотографии и описание мемориала я разослал родственникам, вскоре получил ответ с Украины от тети Ани из Алчевска (где я родился). Она написала, что, получив эти известия, семья плакала три дня…

Университет

Летом 1968 года я поехал поступать в НГУ, в знаменитый на весь мир новосибирский Академгородок. Только в трех вузах СССР вступительные экзамены начинались с 11 июля (во всех остальных — с 1 августа), это МГУ, МФТИ и НГУ. Даже Ленинградский университет в это число избранных не входил. Сделано это было для того, чтобы молодые люди, не прошедшие по конкурсу в эти вузы, успели поступить в другие. В НГУ в главном корпусе сидели представители большей части новосибирских вузов (кроме консерватории и некоторых других с особыми требованиями к абитуриентам), которые без экзаменов зачисляли в студенты тех, кто не прошел в НГУ по конкурсу (например, набрал 9 баллов на тех экзаменах).

Я поступил на экономический факультет, где тогда была всего одна специальность — «экономическая кибернетика». Выбор специальности был случайным — понравилось загадочное название. Тогда не было профориентации, а родители в этом вопросе вряд ли могли помочь. Конкурс был — восемь человек на место, состав абитуриентов очень сильным — как правило, выпускники специальных школ (в основном, физико-математических) со всего Союза. Нас отобрали 75 человек и еще 15 кандидатов в студенты (была такая опция). В итоге диплом получили в 1973 году 37 человек, примерно один из трех. Одна из причин этого явления — низкий уровень оперативного управления в университете, где 90 процентов деканов и заведующих кафедрами были совместителями. Они, как правило, были крупными учеными, но по этой причине часто отсутствовали, и вместо них иногда «рулили» даже секретарши деканатов, которые сами являлись заочницами третьестепенных вузов. Поэтому многие талантливые ребята были отчислены из университета просто в силу юношеской безалаберности. Например, с нашего курса после первой сессии был отчислен Александр Хасин, в будущем международный гроссмейстер по шахматам.

В остальном университет был великолепным учебным заведением научного профиля, думаю, лучшим в СССР. Например, на ежегодном Всесоюзном конкурсе студенческих дипломных работ из пяти дипломов лауреата (по экономическим наукам) наш маленький факультет обычно брал два. Этой высокой награды была удостоена в 1974 году и моя дипломная работа «Оптимизация геофизических исследований на нефть и газ в Якутии», чем я очень горжусь.

С третьего курса студенты один день в неделю проводили на практике в базовом академическом институте, на пятом курсе — уже всю неделю работали в институте. За каждым студентом был закреплен наставник, доктор или кандидат наук, то есть это было реально индивидуальное обучение. С третьего курса я был оформлен на полставки инженера, что давало зарплату и возможность ездить в командировки на научные конференции и объекты исследований. В первую свою командировку, в Якутию, я вылетел на четвертом курсе. По возможностям командировок старшекурсники нашего факультета имели их больше, чем большинство профессоров обычных вузов.

Базовых институтов было три: Институт экономики и организации промышленного производства (ИЭиОПП СО АН СССР), НИИ Систем (главный по АСУ в СССР) и в меньшей степени — Институт математики СО АН СССР. Это был конгломерат Новосибирской научной экономико-математической школы, созданной академиками А.Г. Аганбегяном и Л.В. Канторовичем (единственный в истории нашей страны Лауреат Нобелевской премии по экономике, 1975 год).

Я специализировался по кафедре математических методов в экономике (писал курсовые, диплом, потом кандидатскую диссертацию). Кафедру возглавлял выдающийся ученый, автор базового учебника в СССР по математическим методам в экономике Александр Григорьевич Гранберг. После защиты кандидатской диссертации в 1979 году я примерно в течение пяти лет был его заместителем по кафедре. После отъезда А.Г. Аганбегяна в Москву
А.Г. Гранберг стал директором Института экономики.

Отраслевой отдел института возглавлял профессор Л.А. Козлов, мой научный руководитель по дипломной работе. Впоследствии он в Москве возглавлял ЦЭНИИ при Госплане РСФСР. Его сменил Анатолий Михайлович Алексеев, научный руководитель по моей кандидатской диссертации. Затем отдел возглавил Валерий Владимирович Кулешов, в настоящее время — академик РАН, долгое время руководивший ИЭиОПП СО РАН. Мы с ним знакомы с 1969 года, то есть более 50 лет. Многократно бывали в совместных экспедициях, на конференциях, являемся соавторами многих работ. Отдел социологии возглавляла академик Т.И. Заславская, основатель Сибирской научной школы социологии. Территориальные исследования в основном координировали крупные специалисты в этой области, профессора Р.И. Шнипер и М.К. Бандман. В целом это была единая научно-образовательная система, созданная академиком Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым и его сподвижниками.

Помимо основной (научно-образовательной) деятельности жизнь в Академгородке была насыщена разнообразными творческими занятиями, которые каждый мог выбрать себе по вкусу: спорт, культурный досуг, выставки, концерты, маевки, интернедели, выборы королевы красоты университета. Отдельным явлением стали КВН и всякого рода юмористические клубы. НГУ — единственный вуз, который стал трехкратным чемпионом КВН в стране, причем один раз это сделала женская команда. Знаменитая телеведущая Татьяна Лазарева не была даже студенткой, она работала в деканате (если мне не изменяет память). Целая плеяда ведущих центрального телевидения вышла из этой юмористической кузницы кадров. В НГУ сформировался особый тип интеллектуального юмора, заметно отличающийся от «одесского» (про тетю Сару…) Мне кажется, что его можно было бы даже запатентовать.

Стройотряды

Еще одна примета того времени — это стройотрядовское движение. В этом вопросе НГУ ничем не отличался от большей части других вузов, просто был в тренде. В целом по стране это движение курировал ВЛКСМ. Когда у нас лето не было занято обязательной учебной практикой (после второго курса — на предприятии, после третьего — в облплане), мы ехали в стройотряд. Даже в 1973 году, уже получив на руки дипломы об окончании университета, мы с моим другом-однокурсником Женей Бойко (в Новосибирске он известен как ректор СИБАГС) со стройотрядом СибСТРИНа поехали на лето на Магадан. Как говорил персонаж знаменитого фильма «Брильянтовая рука»: «Приезжайте к нам на Колыму…», вот мы и поехали.

Мы занимались тем, что мостили тротуары поверх вечной мерзлоты в поселке Уптар на Колымской трассе к западу от Магадана. Этот поселок служил опорно-тыловой базой строящейся Колымской ГЭС. Основная масса бойцов стройотряда таскала носилки с бетоном. Мне выпала более творческая миссия —работать помощником рабочего на дробилке, то есть из камня, который подвозили самосвалы, производить щебенку. Рабочий был из местных, чувствовалось, что настоящий мастер своего дела с большим опытом. От нашей дробилки открывался прекрасный вид на зону для особо опасных преступников (от 15 лет и выше). Из репродуктора доносился распорядок дня для заключенных: в 17 часов конец работы и поход на ужин, а в 22 — отбой, отход ко сну. Наша рабочая смена длилась с 8 утра до 20 вечера. Когда не было самосвалов, мы коротали время в бытовке — пили чай и слушали радио, тихо, мирно, интеллигентно. Не то, что в фильме «Операция Ы», про Шурика.

На третий день напарник проникся ко мне доверием и поведал о своем житье-бытье. Оказалось, он только месяц назад отбыл длительный срок за третье убийство и с чистой совестью вышел на свободу. Увидев мой встревоженный взгляд, успокоил: «Ты не волнуйся, я убиваю только женщин, причем исключительно своих жен. Ты не представляешь, какие это…» Судя по его рассказам, он как раз намеревался в четвертый раз жениться, уже и кандидатуру подобрал…

Распределение

В НГУ в комиссии по распределению выпускников все обстояло очень серьезно. Помимо работников ректората в зале присутствовали представители организаций-работодателей (хотя тогда такого слова не было). Особо выделялись своей незаметностью люди в темных костюмах из серьезных ведомств. Это было объяснимо: на всю страну с 280 млн населения было всего две кафедры по подготовке специалистов по матметодам в экономике — наша и в МГУ, которую возглавлял академик С. Шаталин. Из куцего списка в 37 человек отбраковали по разным критериям (женщин, больных, явных представителей «гнилой интеллигенции» и проч.) большую часть выпускников, и оказалось, что на некую совокупность особо значимых объектов подходит всего несколько человек, а я вообще идеально. Речь шла о «ядерных почтовых ящиках» и тому подобных объектах, где сразу давали квартиру и двойную зарплату. Особенно меня хотели послать в Димитровград (ядерный центр на Волге) и Большой Камень под Владивостоком, где ремонтировали атомные подводные лодки.

Вежливые люди сказали: вы не торопитесь, подумайте, а после обеда приходите и примите решение. Я пошел на почту, позвонил отцу. Он ответил: «Я за тебя отслужил, ты за меня отучись». Пошел в институт к научному руководителю, у меня была рекомендация, и я мог сразу поступать в аспирантуру, тогда это было очень престижно. Но А.М. Алексеев сказал: «Я рекомендую тебе поехать поработать, где сочтешь нужным, тебе это будет полезно для выработки ответственности и жизненного опыта. А через два года возвращайся, я тебя буду ждать». После обеда я ткнул пальцем в строчку таблицы мест распределения, где было написано: ассистент кафедры матметодов Иркутского института народного хозяйства; зарплата 125 рублей (плюс районный коэффициент); жилищные условия — предоставляется общежитие.

Первое место работы — бескомпромиссный период

В Иркутске до этого я ни разу не был, никаких родственников или связей у меня там тоже не было. Это было и не важно — вся страна принадлежала мне, как и любому гражданину. Можно было ткнуть пальцем в любую географическую точку страны. Нигде бы не дали умереть от голода или замерзнуть под забором. Тогда не было в обиходе слова «мент» и, тем более, «мент позорный», поэтому я расписался в плане распределения, забрал диплом и направление на работу и улетел на Магадан в стройотряд.

Из Магадана я прилетел прямо в Иркутск, ровно к 30 августа, к началу учебного года, как и было предписано. В аэропорту меня встретил университетский товарищ Валера Артемов, отчисленный из НГУ с третьего курса. Он работал в Иркутске на телефонной станции. Переночевал у него в общежитии и утром поехал искать свой Нархоз. Это было несложно, поскольку институт находился на пересечении двух главных улиц города — проспекта Маркса и улицы Ленина. Более того, В.И. Ленин (памятник вождю на центральной площади города) указательным пальцем вытянутой руки прямо указывал на окно моей будущей кафедры. Почти 50 лет прошло, но я до сих пор помню номер комнаты, где она размещалась — №228.

Кадровик с недоумением смотрела на мой паспорт, где в качестве последней была указана временная прописка в поселке Уптар Магаданской области. На мою фразу, что вообще-то я из Академгородка, ответила: «Не похож! Что вы делали в этом Уптаре Магаданской области?». Но вскоре разобрались. Был оформлен приказ о приеме на работу, мне выдали ключи от комнаты в общежитии. Проректор по учебной работе провел со мной установочную беседу.

Сказал, что я всегда могу рассчитывать на его наставническую поддержку. Но главное, что я должен помнить и делать всегда — это упор на качество, никаких скидок на провинциальность. Требования должны быть на уровне ведущих вузов страны! Партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть»! Тогда не в ходу были иностранные словечки — «окей» и тому подобное.

Уже с 8 сентября я читал два курса лекций на шести факультетах (вечернем, заочном, дневных): «Применение математических методов в экономике» и «Научные основы управления». Неплохо для бывшего помощника дробильщика, да и для кафедры хорошо, ведь согласно нормативам ассистенту нельзя было давать больше 50 часов лекционной нагрузки в год. Студенты-вечерники придумали даже про меня анекдот: «Новенький? Проходи, садись. Ответ: спасибо, я там постою (за кафедрой)». Мне было 22 года, а некоторым студентам вечернего и заочного факультетов на 5-м и 6-м курсе, где стояли мои дисциплины, было иногда и за 40.

На первый экзамен в зимнюю сессию (это был 5-й или 6-й курс, заочники, последний экзамен перед защитой диплома) в аудиторию зашел проректор-наставник. Похлопал меня по плечу, сказал «ну как вы тут» и опустил глаза на экзаменационную ведомость. В ней стояло 17 «неудов» из 21 экзаменующегося. С возгласом: «Это тебе не пройдет!» выбежал из аудитории. Это был ужас ужасов: двойка на последнем экзамене означала недопуск к защите диплома и откладывала эту процедуру, как минимум, на год. За проведенные в институте четыре месяца я, конечно, знал, что здесь не принято ставить двойки на последнем курсе накануне защиты диплома. Максимум одну на группу, да и то в крайнем случае — если слово «папа» пишет через «о» и при этом еще и выкаблучивается (ведет себя неподобающим образом). Даже в этом случае (одна двойка на группу) на голову преподавателя, посмевшего это сделать, обрушивался праведный гнев вышестоящих товарищей. Такой «подлянки» от меня никто не ожидал.

Попробовали тихой сапой направить группу на пересдачу заведующей кафедрой. Это было противозаконно, потому что заменить экзаменатора можно было только в случае его отсутствия по уважительной причине (командировка, отпуск, больничный). Поскольку я был на месте, этого делать было нельзя. Это было равнозначно подделке документов. Мне, конечно, об этом сразу сообщили сами студенты. Я поговорил с заведующей кафедрой и сказал, что, если подобное повторится, я буду вынужден написать заявление в прокуратуру. Заведующая покрылась пунцовым цветом и сказала, что так больше поступать не будет и действительно больше так не поступала. А на подходе к экзамену были уже следующие академические группы, которыми меня так щедро наградили.

Следующим шагом был вызов меня на заседание парткома института, хотя я был беспартийным. Разговор был короткий и безрезультатный (для парткома и руководства института). Все стены кабинета были увешаны лозунгами в стиле призывов проректора-наставника, которыми я буквально и руководствовался. Я ответил, что если ко мне есть претензии по поведению или ведению занятий, то я готов их выслушать и исправить допущенные недостатки. Но за весь семестр не было ни одной претензии, и только после злополучного экзамена их стали генерировать (организовывать). Кроме того, значительная часть студентов 6-го курса (заочники) символы (X) и (Y) вполне искренне называет по-русски: хэ и у, и на таком же уровне понимания ими оперирует. Это означает, что по многим дисциплинам за предыдущие пять лет обучения в вузе им поставили положительные оценки, но не дали знаний, и исправить этот изъян в рамках маленького курса на шестом году обучения невозможно.

Параллельно выявилась другая типичная проблема, когда заинтересованные лица просят тому или иному студенту поставить положительную оценку. В обиходе это явление называлось «блатом», и я о нем конечно знал. Но в НГУ за все годы учебы и работы ни разу с ним не сталкивался, там это было бессмысленно. Здесь же были как разовые ходоки-просители, так и системные, для которых это занятие стало уже регулярным промыслом (слово «коррупция» тогда было в словарях, но в обиходе почти не употреблялось).

Типичный случай: появляется в учебном процессе главный инженер какого-нибудь предприятия, которому по какой-то причине (видимо, уважительной) понадобился второй диплом о высшем образовании (экономическом) или первый, но для его детей или внуков. Допустим, это авиационный завод имени Ю.А. Гагарина в Комсомольске-на-Амуре, который делает сверхзвуковые истребители. Вместе со своим желанием учиться он приносит на выпускающую кафедру хоздоговор, скажем, на 80 тысяч рублей. В современном исчислении это соответствует примерно десяти миллионам рублей. Зададимся теперь вопросом: какую научную работу может выполнить кафедра экономики машиностроения или чего угодно этакого института для такого завода или другого ему подобного, чтобы оправдать такие деньги? Честный ответ: никакую.
Поделиться:

Если вы хотите, чтобы ЧС-ИНФО написал о вашей проблеме, сообщайте нам на SLOVO@SIBSLOVO.RU или через мессенджеры +7 913 464 7039 (Вотсапп и Телеграмм) и социальные сети: Вконтакте, Фэйсбук и Одноклассники

Новости партнеров: