Наталья Громова – собиратель прошлого. Книжный обзор
По осколочкам, по кусочкам, разрозненным запискам и старым дневникам историк литературы Наталья Громова возвращает нам голоса истории.
Каждый сборник её работ – это тяжелый труд — собрать и донести до современного читателя воспоминания тех, кто сам уже не в силах рассказать о былом.
Два сборника таких мемуарных записей, собранных под одной обложкой, переносят нас в холодную осень 1941 года: в Москву, в Ташкент, Чистополь, Елабугу, Алма-Ату… Города, которые приняли у себя большое количество творческой интеллигенции Советского Союза.
Безжалостное колесо истории – и здесь это не пафос, а факт – прошло по огромному количеству людских судеб, перепахав и перемешав столичных и местных жителей. Перед лицом общей трагедии бессмысленно считать, кому было легче, кому – труднее. Провинция всегда жила с большими трудностями, чем Москва, но в данной ситуации местные жители остались в своих домах, хотя им пришлось потесниться. Эвакуированные же, наоборот, от столичных удобств вынуждены были погрузиться в хаос бездомья, холода, и нехватки абсолютно всего. Лишь самая верхушка столичной творческой элиты могла рассчитывать на отдельную комнату, все остальные вынуждены были «снимать угол» у местных жителей.
Сборники Натальи Громовой, основанные на дневниках, письмах, устных преданиях, разделены на две части: «Ноев ковчег писателей. Эвакуация 1941 -1945. Чистополь. Елабуга. Ташкент. Алма-Ата» и «Странники войны: Воспоминания детей писателей. 1941 -1944».
Сейчас нам трудно понять – почему детей в той эвакуации разлучали с родителями. Ведь, казалось бы, в семье ребенку проще пережить тяготы новой, незнакомой жизни. Но семья в военную эпоху – понятие до некоторой степени условное. Отцы отправлялись на фронт, воевать, или корреспондентами (что было не менее опасным делом), матери же зачастую оставались без работы, а паёк иждивенца был весьма скромным. В интернате же или детсаду Литфонда дети получали пусть скромное, но регулярное питание и присмотр.
Детские воспоминания написаны без оглядки на официоз, им пока это неведомо, ребята не боятся показаться смешными или наивными. Они делятся с нами «уникальным опытом становления детского самосознания, ведь им приходилось разгадывать сложные вопросы, и находить трудные ответы».
Несмотря на тяжкие условия быта в Чистополе, можно увидеть, какой общей атмосферой любви к поэзии, музыке, чтению книг, был проникнут досуг детей и взрослых. Стасик Нейгауз каждый вечер в интернате оттачивал своё исполнительское мастерство на старом рояле. В Чистополе было первое исполнение «Василия Тёркина» Твардовского и «Землянки» Суркова. Борис Пастернак читал перевод шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта».
Дружба, закаленная в тяжелых условиях, во многом походила на лицейскую, и сохранилась у литфондовских детей на всю жизнь. Огромным счастьем для них стали люди, возглавлявшие интернат и детский сад Литфонда. Профессиональные педагоги создали по возможности особый климат в доме. Матери, потерявшие на войне своих сыновей, всю любовь отдавали маленьким воспитанникам.
Трагедии не обошли никого, и то, что происходило в одной семье, моментально становилось общей бедой. Вместе ждали писем с фронта, вместе плакали над погибшими, вместе обсуждали последние известия.
Юность, навсегда оставшаяся на полях войны, не могла не отразиться и в творчестве старших товарищей. Об этом больше сказано в «Ноевом ковчеге».
А нам, из этого времени, читая воспоминания, зачастую изначально не предназначавшиеся для печати, иначе видятся и отзываются строки Павла Антокольского, потерявшего на войне сына, или «Землянка» Суркова, изначально написанная как письмо жене.
Возможно, сборники эти покажутся кому-то перенасыщенными именами, событиями и подробностями, но это бесценная мозаика, сложенная из разрозненных кусочков в одно целое, где глазами нескольких человек показана наша общая история.
Наталья Трегуб,
заведующая библиотекой Новосибирского Дома ученых